Павел задумчиво смотрел на молодого человека. Теперь многое вставало на свои места. Турок. По всему видно, не из самой простой семьи. И не по своей воле оказавшийся здесь. Видимо, не по своей воле сменивший имя. Но парень держался. Временами странно, но с достоинством.
Действительно, войска султана уже через день подошли к городу и замкнули кольцо. Теперь уехать можно было только морем, и в порту очень быстро скопились те, у кого хватало денег. Корабельщики, несмотря на указ государя, почти не снизили цены.
Вечером хозяин Юсуфа (Павел уже называл парня про себя его настоящим именем) пришел домой. Весь день он, как все военные, провел на стенах. И теперь он стоял посреди гостиной залы, грязный, запыленный, перемазанный чужой кровью.
– Собирайся, – бросил он жене. – Поедешь в Херсонес.
– Зачем? – подняла глаза жена. – Мне нечего там делать.
– Мне тоже, но ты поедешь. Город будет сдан. Днем раньше, днем позже. Их слишком много. Я не буду тебе объяснять, что они делают с женщинами–христианками. На то, что тебя попользует десяток солдат, мне наплевать. Я знаю, скольких ты обслужила, пока меня не было дома. Но мы обвенчаны, а мне нужны наследники, а не дурная слава.
Павел, глядя на это, покачал головой.
На следующий день Юсуф в числе прочих слуг доставил хозяйку в порт. К пристани они не смогли подойти даже на две сотни шагов. Везде стояли возы, носилки, лошади, падали развязавшиеся тюки, плакали дети. И стоял постоянный равномерный гул. Наконец к пристани подошел какой–то корабль. Толпа дрогнула и хлынула вперед. Где–то впереди закричали.
Перепуганный корабельщик выскочил на палубу и замахал матросам, чтобы те не спускали трап. Гул в толпе нарастал. Корабельщик встал у края и попытался перекричать толпу. Его не было слышно, но люди и так поняли: на корабле мало мест, и за проезд он будет брать деньги. Но им было все равно. Толпа снова хлынула к судну. Какой–то дюжий богато одетый мужчина заревел и потребовал пропустить его, уважаемого торговца, и его семью. В ответ стоявший рядом ремесленник со всего маху ударил его. Брызнула кровь. Купец ответил. И вот уже завязалась драка. Дерущиеся не видели никого. Сдвинулась с места телега, страшно закричал задавленный кем–то ребенок. Один из возчиков не удержал лошадь, и она вместе с возом свалилась между кораблем и пристанью. Возчик свалился вместе с ней, ударился виском, и теперь у берега тонула истошно кричащая лошадь и плавал труп с окровавленной головой.
Иосиф с отстраненным любопытством смотрел на это. Вмешиваться ему не хотелось. "Зажравшиеся шакалы виноваты сами". Драку невольно прекратила другая испуганная лошадь. Она рванулась, взвилась на дыбы и опустила передние копыта на грудь и голову тому самому купцу, который потребовал пропустить его вперед. Купец рухнул. Дорогой кафтан был разорван, а вместо лица зияла дыра, из которой сочились кровь и мозги.
Со стороны города послышались еще крики и грохот. Это, лязгая доспехами, бежала вызванная кем–то стража. Толпа снова заметалась. Хозяйка, заламывая руки, выскочила из носилок. Только тут Юсуф счел нужным вмешаться.
– Не ходи, госпожа. Не надо.
Она неожиданно послушалась, и они вернулись домой. Больше кораблей из порта не уходило.
Хозяин больше не возвращался, он ночевал на стенах. Юсуф даже стал уважать его. Торговавший единоверцами, насиловавший и грабивший турецкий народ, ходивший к проституткам, но не умевший отучить от проституции собственную жену, сейчас, когда конец стал неизбежен, он вел себя как мужчина.
В доме, стоявшем почти в центре города, было почти не слышно, что происходит на окраинах. Но стоило отойти чуть дальше базара, и война просто вставала рядом. На этих улицах не было тишины. Стоял грохот от ядер, пробивавших стены. В воздухе висел туман от пыли и грязи. То и дело мимо к ближайшей церкви проезжали длинные возы, на которых неприкрытыми лежали убитые. Юсуф поморщился. Он все понимал, но такой неприбранный вид смерти воинов коробил его. На одном таком возу он увидел того парня, которого вместо него продали на ипподром. Парень лежал, широко раскрыв глаза и рот. Видимо, в последнем крике. "Вряд ли это был крик отчаяния", – подумал молодой турок. Грудь парня была попросту разворочена попавшим ядром, наружу торчали ребра и куски мяса. Юсуф поморщился и отвел взгляд. И вздрогнул. На той же телеге, рядом, лежала женщина. Та самая, у которой лекарь убил ребенка. Как же прекрасно было в смерти это успокоенное лицо и задумчивый взгляд. Порыв ветра рванул обрывки одежды и обнажил большую, хорошо очерченную грудь с еще не успевшими омертветь сосками. Юсуф как зачарованный смотрел. Да, такую женщину можно было привести в дом. Даже старшей женой. Но из маленькой аккуратной дырочки на виске стекала уже подсыхающая струйка крови...
– Эти люди умирают как воины, – грустно сказал он Махмуду–аге, входя в его лавку.
– Да, – ответил старый купец. – Эти люди не в ответе за ошибки своих правителей. Они лишь платят за них.
– Что делать мне?
– Держи, – Махмуд протянул Юсуфу увесистый кошелек. – Сейчас вы с моим слугой пойдете к тому мастеру, про которого ты мне сказал, и заберете заказ. Потом отвезете все к старой стене. Мой слуга знает дорогу, но в одиночку идти опасно.
– Он все–таки продал оружие? – усмехнулся Юсуф. – Мне показалось, он понял, что я турок.
– Продал. Этот шакал, видимо, из тех, кто считает, что у монет нет запаха.

Пищали они вывезли благополучно. Мастер Юстин, ни слова не говоря, принял деньги. Помощники отдали товар. Правда, один из них одарил и покупателей, и хозяина весьма нелестным взглядом. Возле стены их встретил пожилой крестьянин–ромей, молча погрузил всё на свой воз и уехал.
– Неужели у султана не хватает своих мастеров? – спросил Юсуф, вернувшись в дом Махмуда–аги. – Ведь этот мастер мог и не продать.
– Такого оружия мало. Это тебе не мечи. Новое быстро не скуешь, поломанное быстро не починишь. Поэтому приходится. А мастер… Не этот, так другой. Он надеется, что за это его пощадят. И потом – ты же не ошибся, мой мальчик!
Юсуф качнул головой.
Домой он вернулся уже к рассвету. А наутро стена рухнула. Только в одном месте, но этого хватило. В ворота забарабанили. Юсуф вышел и увидел Махмуда–агу со слугами. Молодой человек облегченно вздохнул и, на ходу срывая с себя нательный крест и обруч раба и выхватывая меч, рванулся за ним. Они бежали к самым дальним воротам. Люди на улицах расступались, то ли не понимая, то ли принимая их за спешащее к защитникам подкрепление. Только уже у самых ворот кучка воинов попыталась задержать их, но один из слуг махнул мечом и туловище командира словно разделилось надвое. Ворота были открыты, и турецкие воины хлынули в город. Юсуф подбежал к командиру и попытался рассказать, но тот только махнул рукой: "В строй! Все остальное – после!"
Они летели по улицам как самум, как выплеснувшаяся горная река, все сметая на своем пути. Под ноги Юсуфу кинулся какой–то старик, пытавшийся, потрясая кулаками, защитить свою лачугу. Юсуф почти не глядя махнул мечом, и голова старика покатилась подобно детскому мячику, подметая бородой улицу. Уже обезглавленный старик сделал ещё пару шагов и рухнул. Молодого человека замутило. Шедший рядом воин дернул его за рукав.
Следующим у Юсуфа был молодой парень, бросившийся с длинной оглоблей в руках наперерез воинам. Юсуф уже почти спокойно поднырнул ему под руки и полоснул мечом по животу. Парень уронил свое орудие, зашибив Юсуфу спину, и согнулся. Кровь, пузырясь, хлынула между пальцев, и он упал, ловя ртом воздух. Молодой турок не добивал. "Сам умрет. Перевязывать некому".
На базаре было пусто, и воины быстро прошли мимо.
– Потом! Потом свое заберете! – не поворачивая головы, сказал командир. – У вас будет время.
К вечеру город был взят и отдан воинам на три дня, "дабы те могли взять причитающуюся им от Аллаха добычу". Юсуф отправился домой, но не удержался и прошел мимо дома мастера Юстина.
Там грабили. Трое воинов, которыми руководил высокий немолодой человек со многими шрамами на теле, выносили ящики с товаром и тюки с домашней рухлядью. Рядом валялись те самые размалеванные доски, которым Юсуфу еще недавно приходилось молиться. Он сплюнул.
– Вы не можете! Я же! Я же продавал вам оружие! Я могу сделать еще! – мастер Юстин бежал за воинами.
– Ш–шакал, – прошипел старший. – Ты еще и падаль.
Мастер упал на колени, хватая воинов за шаровары. Свистнула сабля, и голова его покатилась по камням.
– Сожгите это, – кивнул воин своим помощникам, указывая на на кучу икон. – И его туда бросьте. А голову воткните на любой штырь, который вам понравится.
«Что ж, значит, в этом мире есть хоть какая–то справедливость», – со странным спокойствием подумал Юсуф и продолжил путь.
Рядом грабили церковь. Старый священник, заслоняя себя и паству большим деревянным крестом, пытался остановить грабеж. Один из воинов грубо столкнул его с лестницы и пригвоздил копьем к земле. Рядом воин помоложе схватил девушку, завязал юбку ей на голове, обнажая сильные стройные ноги, и бросил товарищам.
В доме Валерия Халкинида хозяйничали пятеро воинов.
– Прости, брат, – развел руками один из них. – Мы пришли раньше.
– Я жил в этом доме слугой, когда был пленен.
– Тогда извини нас еще раз, брат. Мы не знали. Идемте, братья. Его право – выше. Храни тебя Аллах!
– И вас.
Хозяйка, увидев его, с визгом кинулась навстречу.
– Мерзавец! Турецкий выродок! Тебя не убили и не продали в свинарник, а ты вот чем отплатил нам?! Ты привел эту дря…
– Молчи, шлюха! – он жестко перехватил занесенную руку. – Не тебе, забывшей честь, судить!
– Возьмите ее, братья, – обратился Юсуф к воинам. – Эта женщина ублажала многих. Теперь пусть послужит для земных удовольствий воинов Аллаха.
Те похотливо засмеялись, схватили женщину за руки и поволокли к дверям.
Юсуф устало оглянулся вокруг. Теперь здесь все – его. Сколько раз он представлял себе, как однажды отомстит хозяевам за все.
И вот сбылось. Хозяин, скорее всего, погиб на стене. Хозяйка… Там, где положено быть шлюхе. Но радости не было. Павел буквально читал это на лице своего «репортера».
– Так вот значит, ты какой.
Он оглянулся. В дверях стояла та самая служанка.
– Значит, теперь от тебя зависит, как мы будем жить? И будем ли жить вообще?
– От меня, женщина. Но ты можешь не надеяться, в доме тебя не оставят. Слишком много ты лгала и воровала.
– Быстро же ты… – усмехнулась девушка. – Напоминаю, меня зовут Анфисой, и ты всегда обо мне мечтал. Только не говори, что я ошиблась.
Юсуф молча посмотрел на нее.
– Что? – призывно и зло засмеялась Анфиса. – Не воспользуешься? Испугался? Выходит, ты храбр только бить в спину!
– Иди сюда! – разозлился юноша и рванул на ней платье. Ткань упала на пол. Теперь девушка, которая ему действительно давно нравилась, стояла перед ним обнаженная. От открывшейся красоты у парня захватило дух. Как же он еще месяц назад ревновал ко всем эти чуть полноватые руки, большие груди с вишневыми сосками, широкие бедра и сильные ноги. И светлые северные волосы, сколотые на затылке… Увлекшись, Юсуф не заметил злого и опасного огонька в ее глазах. Он грубо и резко повалил Анфису на хозяйское ложе, раздвинул ей ноги, резко, не тратясь на любовные игры, вошел в нее и только тогда наклонился к ее лицу. И увидел направленный прямо в глаз тонкий женский кинжал.
– Значит, только в спину, – медленно проговорила девушка. – Ненавижу таких.
И ударила.
Изображение на экране дернулось и остановилось. Павел вздрогнул. «Репортер» был убит. Эпизод, отфильтрованный написанной им программой, закончился. Теперь молодой программист, заместитель и надежда профессора Ломбы сидел, задумавшись.
– Ну что, мой мальчик? – Павел вздрогнул и поднял глаза. Рядом стоял профессор Ломба. – О чем жалеешь теперь?
– И о том, что я не психолог – тоже. Но больше всего – о том, что написал эту программу, Учитель. Все–таки так близко рассматривать историю нельзя.